– То есть в целом, – наконец говорит Джуд, – в целом ты утверждаешь, что я – Новая Зеландия.
Светлана Алексиевич, "У войны не женское лицо".
Да, я знаю, что это уже читали практически все. Вчера начала читать и я. Читала и у меня градом катились слезы. Очень страшно, очень жалко, очень больно.



* * *

С утра телефонный звонок: "Мы с вами не знакомы... Но я приехала из Крыма, звоню с железнодорожного вокзала. Далеко ли это от вас? Хочу
рассказать вам свою войну..."
Так?!
А мы собрались с моей девочкой поехать в парк. Покататься на карусели. Как объяснить шестилетнему человечку, чем я занимаюсь. Она недавно у меня
спросила: "Что такое - война?" Как ответить... Я хочу отпустить ее в этот мир с ласковым сердцем и учу, что нельзя зря цветок сорвать, когда он тебе
не нужен. Жалко божью коровку раздавить, оторвать у стрекозы крылышко. А как объяснить ребенку войну? Объяснить смерть? Ответить на вопрос: почему там убивают? Убили одного моего дедушку? И еще - одиннадцать человек наших дальних родственников, среди них две маленькие девочки, не сохранились даже их фотографии. Все сгорело - дома и люди. Остались только имена. После войны мне как-то родители это объяснили, а я своему ребенку уже не могу объяснить. Найти слова. Никак не хочет понять - куда делись эти люди, особенно удивляет ее исчезновение двух маленьких девочек. Вопрос: "А они - почему? Они же были маленькие? Они не стреляли..."
Написать бы такую книгу о войне, чтобы от войны тошнило, и сама мысль о ней была бы противна. Безумна. Самих генералов бы тошнило...
Мои друзья-мужчины (в отличие от подруг) ошарашены такой "женской" логикой. И я опять слышу "мужской" аргумент: "Ты не была на войне". А. может
быть, это и хорошо: мне неведома страсть ненависти, у меня нормальное зрение. "Невоенное" зрение...
В оптике есть понятие "светосила" - способность объектива хуже-лучше зафиксировать уловленное изображение. Так вот, женская память о войне самая
"светосильная" по напряжению чувств, по боли. Я бы даже сказала, что "женская" война страшнее "мужской". Мужчины прячутся за историю, за факты,
война их захватывает, как действие и противостояние идей, различных интересов, а женщины встают из чувства. Они способны увидеть для мужчин
закрытое. Это другой мир. С запахом, с цветом, с подробным миром сущестования: "дали нам вещмешки, мы пошили из них себе юбочки"; "в
военкомате в одну дверь зашла в платье, а в другую вышла в брюках и гимнастерке, косу отрезали, на голове остался один чубчик..."; "немцы
расстреляли деревню и уехали... Мы пришли на то место: утоптанный желтый песок, а поверху - один детский ботиночек...". Не раз меня настораживали
(особенно мужчины-писатели): "Женщины тебе напридумывают. Насочиняют". Но можно ли такое придумать? У кого-то списать? Если это можно списать, то только у жизни, у нее одной такая фантазия.
О чем бы женщины ни говорили, у них постоянно присутствует мысль: война "это прежде всего убийство, а потом - тяжелая работа. А потом " и просто
обычная жизнь: пели, влюблялись, накручивали бигуди...
В центре всегда то, как невыносимо и не хочется умирать. А еще невыносимее и более неохота убивать, потому что женщина дает жизнь. Дарит.
Долго носит ее в себе, вынянчивает. Я поняла, что женщинам труднее убивать...

* * *